Gadalka. Nov.2019
Gadalka - Гадалка
Рига, весна, конец 9-го класса. Я учился в 17ой школе. Самый конец учебного года. Уроков уже не задавали, но в школу всё ещё надо было ходить. Мы с родителями уже давно жили на Тербатас, в бывшей дедушкиной, с папиной стороны, большой коммунальной квартире, куда мы переехали вскоре после смерти бабушки. А другие мои бабушка и дедушка, с маминой стороны, жили на Вальню недалеко от универмага, где когда-то жили и мы. После школы я любил забегать к бабушке. Там всегда было что перекусить, а иногда бабушка даже подкидывала мне несколько рублей на карманные расходы.
В тот день после школы, я обогнул бастионку, выкурив по дороге положенную сигарету, прошел мимо камушка, как мы называли тогда памятник свободы, и минуя здание университета свернул в старый город.
В моей жизненной диалектике тогда главным были три большие "Д" - друзья, деньги и девчонки. Эти "Д" не всегда находились в одной и той же последовательности. Иногда где-то чего-то не хватало и последовательность менялась, но перебора в моих трех "Д" не было никогда.
- Дорогой-красивый, хочешь я тебе погадаю?
Нежный, заискивающий голос моментально остановил все мои глубокие рассуждения.
У перил моста стояла молодая цыганка с запеленованным младенцем на руках.
- гадание, какая чушь, - про себя подумал я.
Но у цыганки были такие голубые глаза, глубокие и пронзительные, одновременно и убегающие куда-то, и обвораживающие тебя со всех сторон, и такие блестящие черные волосы, и такой милый ротик, обрамлённый привлекательный помадой так нежно обрисовающей еще более привлекательные губы. Она была смугла, и чуть заметный пушок спускался от волос вниз к чуть розовым щекам. Её ярко-зелёная шелковая рубашка была расстёгнута сразу на три пуговички... , или даже на все четыре, и ее нежная грудь, ничем не скованная, была почти совсем видна в этом тянущем к себе рубашечном разрезе...
Мне было 16. Когда 16ти летнему мальчишке показывают женскую грудь с ним может случиться всё что угодно.
В моей голове все мои "Д" смешались воедино, превратившись в одно большое "Д" которое заканчивалось на,- ...рак.
Завороженный, я пошел за ней по аллее, которая вела вдоль канала к тихой скамейке, той что была сзади за оперным театром. Мы присели. Она положила ребёночка на скамейку и я понял, что он не настоящий.
-Hу и что, подумал я, так ведь оно даже лучше, проще...
Я сидел с боку от нее и от этого, - мне видно было всё!!!
Она взяла меня за руку, нежно погладила мою ладонь и свернула ее в кулак.
- будет у тебя двое сыновей и будет 7 лет между ними, - тихо сказала она.
- я вижу длинную дорогу и море воды между ними.
- Дай мне монетку и денежку для зеркала, - попросила она.
У меня в кошельке было две бумажки. Одна рубль, другая три. Я достал рубль, трёх было как-то жаль и не отрывая глаз, протянул ей. Она свернула рубль квадратиком вокруг монетки и положила под зеркало, дыхнув на него.
- ты встретишь любимую свою и сразу же поймёшь, что это она, и имя её будет начинаться на букву "Л", и будет у вас свадьба, но перед свадьбой случится беда страшная, которая к самой свадьбе пройдёт...
- И будет вас долгая счастливая жизнь!
Она встала, обошла скамейку и нежно обняла меня за голову. Я окунулся в какой-то волшебный запах сладкого очарования.
Очарование прошло быстро. Когда я открыл глаза около скамейки больше не было цыганки. Точно также в моем кошельке не было и моих последних трёх рублей.
Моя зачарованная влюбленность моментально сменилась разочарованием и даже злостью.
- как же так, меня, посередине дня, надуть и деньги украсть!
Я бросился искать её. Я обыскал все вдоль аллеи, на мосту и даже под мост заглянул. Но нет, моей цыганки и след простыл.
К дедушке с бабушкой домой я пришел в весьма угрюмом настроении. Бабушка как всегда была дома, а дедушка, как всегда всё ещё был на работе. Я быстро сделал себе бутерброд и уселся в любимое дедушкино кресло в ожидании. Мне очень надо было спросить его, про цыганку. Нет не про ту, которая только что надула меня, а про другую, о которой он мне когда-то рассказывал.
Мой дедушка был очень особенным человеком, не такой, как у всех. Еще в царское время он окончил высшее коммерческое училище и поэтому всегда носил нарукавники и обедал с множеством ножей и вилок вокруг своей тарелки.
И ещё у него был специальный пиджак на каждый случай жизни. Бабушка всегда знала какой пиджак когда подать.
В общем то, всего их было только три. Раньше был ещё и четвёртый, но его перелицевали и сделали пиджак для меня. Это было года три назад а на тот момент, я уже был очень счастлив, что из него вырос.
Самый главный, черный пиджак, из очень хорошей английской шерсти был предназначен для синагоги и для приема гостей. Он обычно весел в шкафу в чехле, сделанном из простыни и пахнул нафталином.
Следующий, серый пиджак был для работы и командировок. он тоже носился с нарукавниками, но для командировок дедушка нарукавники снимал.
А третий пиджак, был самым замечательным, потому что он был куплен, когда на заячьем острове (Затюсала) ещё была толкучка. Он давно отслужил свое и теперь предназначался для выноса мусора и хождения за дровами в подвал.
- Ну и как же мой дедушка попал в царское коммерческое училище,- спросите вы.
- Не было счастья, несчастье помогло.
Дедушкина семья была когда-то из еврейского местечка. Иногда они жили хорошо, а иногда не очень. Иногда не очень, это когда случался погром, и тогда было плохо. Так случилось и с дедушкиной семьей. Во время погрома их дом сожгли. Не было счастья, несчастье помогло. Погорельцам власти разрешали переехать из черты оседлости в большой город, и они переехали. Дедушкин папа умер рано, оставив вдову с тремя детьми. Прабабушка отправила свою дочку с семьёй старшей сестры в Америку, а для сыновей нашла спонсора, чтобы они смогли пойти учиться. Дедушкин старший брат стал военным врачом, а дедушка бухгалтером. Дедушку забрали на фронт в самом конце первой мировой войны. Одели форму, дали ружьё и лопату и посадили в поезд. Поезд пришёл в Ригу. Там почему-то держали в казармах несколько недель и потом послали на фронт. На фронте они копали траншеи, где-то стреляли, а потом пришли агитаторы и сказали что война кончилась не все могут идти домой.
Дедушка снова вернулся в Ригу, а там был огромный праздник по случаю окончания войны и фейерверк. Гуляя дедушка встретил цыганку, которая предложила ему предсказать будущее. Цыганка предсказала дедушке всю его последующую жизнь. И то, что он встретит бабушку, и то, что через 7 лет свиданий он сделает ей предложение и что они поженятся.
И то, что будут у них две дочери. И то, что будет ещё одна война, ещё более страшная чем эта. И то, что война та их разлучит, но встретиться они снова в Риге. И то произойдёт, когда его старшая дочь увидит его случайно в окне поезда.
Дедушка рассказывал, что именно так всё и случилось. Это была моя мама, которая узнала его на подножке уходящего с Рижского вокзала поезда. Я очень хотел задать дедушке всего один, но очень главный на тот день для меня вопрос.
Когда-то давно, когда праздновали мир, после первой мировой войны, где он встретил эту его цыганку.
Дедушка вскоре пришёл с работы. Бабушка заботливо помогла ему с пиджаком и он переоделся в желто-зеленую полосатую пижаму, которая тоже напоминала пиджак. После моего вопроса он задумался на минуту и вспомнил: - у мостика через канал, сзади за оперным театром, - сказал он.
Безусловно, после всего произошедшего, я шёл домой несколько озабоченный. ... Два сына, 7 лет между ними, большая вода, длинная дорога через неё, какая-то беда перед свадьбой, и наконец любимая женщина на букву "Л"... Ну просто чушь какая-то... На тот момент у меня было много знакомых девчонок на букву "Л". Я мысленно перебирал их в моей памяти. - но нет, ни одна, абсолютно ни одна, не вызывала у меня хоть какой-нибудь особенный интерес! Я решила забыть и не думать об этом. Но всё-таки, по приходу домой, я записал все эти предсказания на бумажку и положил в книгу, которую читал тогда, второй том Шолом Алейхема Блуждающие звёзды, как закладку положил... Положил, и уселся читать дальше. И можете себе представить, я попал как раз на то место, где Роза (Рэйзл) пришла к кому бы вы думали? Вы не поверите..., Роза пришла к гадалке.
"...День и ночь только о ней думает этот блондин. День и ночь. Он стремится к ней, к Розе то есть, телом и душой, всей душой, всеми своими помыслами… Он хочет, говорит она, с тобой видеться. Он изнывает от тоски, он жаждет встречи с тобой и не знает, где и как… Потому что оба вы, говорит она, в «дороге», вечно в пути. Вечно, вечно в пути… Он – туда, ты – сюда. Он – сюда, ты – туда… Вы, говорит, любите друг друга, очень любите. Он – тебя, ты – его. И вы носитесь по свету навстречу один другому, вы стремитесь, вы рвётесь друг к другу, но вы странствуете, блуждаете…"
В тот день от всего случившегося у меня голова кругом пошла, но вскоре, как это часто бывает в 16 лет, я полностью об этом забыл. Прошло 7 лет. Практически случайно я встретил девушку и по какой-то необъяснимой причине моментально увидел её своей спутницей жизни. Я сделал ей предложение на 5ый день нашего знакомства и она сказала, -да!
До свадьбы надо было ждать несколько месяцев, в Рижском ЗАКСЕ была очередь на много выходных дней вперёд. Первые свободные выходные приходились на 7-е ноября, но мы наотрез отказались связывать свою жизнь с жизнью партии, с революцией, и со всем красным октябрём, и нам пришлось ждать ещё и почти целый месяц. За два месяца до свадьбы меня скрутило. Сначала парализовало лицо, а потом и всю половину тела. Моё лицо застыло в жуткой улыбке и из-за этого, когда ко мне приходили друзья на них нападал несдержаемый приступ смеха. От этого я тоже начинал смеяться, но не мог... Меня водили к врачам, но откровенно говоря и они не знали, как и от чего меня лечить. Мне прописали терапию глубокого прогревания, технология которой видимо была повзаимствована у Испанской инквизиции. Меня раздевали до половины и укладывали на холодный, покрытый оцинкованным железом стол. В нос вставляли две скрученные из бумаги трубочки, те что были по меньше, а ту что побольше вставляли в рот, чтобы дышать. Потом брали оцинкованное ведро без дна и ставили его мне на голову вокруг лица. Потом в ведро наливали горячий парафин. Прогревание действительно было глубоким. Я чувствовал это очень сильно, той половиной лица, которая всё чувствовала… А во рту был противный вкус мокрой бумаги…
За две недели до намеченной свадьбы Лиля привела меня к рекомендованной специалистке - врачу невропатологу. Врачиха посмотрела на нас и откровенно спросила Лилю:" Так ты что же милочка действительно за урода решила замуж выходить? Ты молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди. А он, ... ну может через несколько лет чуть распрямиться, но ведь нормальным больше никогда не будет."
Домой, на улицу Тербатас, где я жил с родителями, мы шли молча. Лиля проводила меня до дверей и ушла. Родителей дома не было. Я стоял перед зеркалом и смотрел на мою идиотскую застывшую улыбку, мне не было смешно, или было, но нет смеяться не получалось, я не мог...
Я простоял перед зеркалом больше часа пытаясь хоть чем нибудь пошевелить на моём лице. А в голове стучали слова врачихи, - ...никогда не будет нормальным...
И вдруг я заметил, что могу чуть-чуть пошевелить бровью! Радости моей не было предела и я сразу же помчался к телефону.
За две недели до свадьбы весь мой недуг почти совсем прошёл, также неожиданно, как и начался. И только когда нас фотографировали я просил прощения, доставал из кармана маленькое зеркальце и поправлял свою челюсть, чтобы не соскакивала.
Через два года после свадьбы у нас родился наш первый малыш. Ещё через два года мы уехали в Америку. Уехали осмысленно, с глубоким понятием всего происходящего, хотя со стороны наш отъезд многим показался несколько спонтанным, как и многое другое в нашей жизни.
В конце 80 х из Риги разрешили посылать в Америку книги и моя мама переслала мне все мои любимые, те которые мы не смогли взять с собой. Я помню, как открыл посылку с шеститомником Шолом Алейхема и взял в руки второй том,- Блуждающие звёзды. Из книги выпала давно забытая записка: - ... Два сына, 7 лет между ними, большая вода, длинная дорога через неё, какая-то беда перед свадьбой, и наконец любимая женщина на букву "Л"...
У нас с Лилей двое сыновей. Один родился ещё в Риге, другой уже здесь в Техасе. Между ними 7 лет. Если вы спросите меня если я верю гадалкам, я с уверенностью скажу, что нет. Потому что они, в большинстве своем шарлатанки и обманщицы, все кроме той одной, цыганки у моста через Рижский канал, что за театром оперы и балета, цыганки с такими голубыми глазами, глубокими и пронзительными, одновременно и убегающими куда-то, и руками обвораживающими тебя со всех сторон...
November 2019.
Alex Mirsky
Commentaires