Как можно побывать на Аляске и не промыть для себя немножко золота?
Это ведь все равно, как поехать в Японию и не научиться, как правильно делать и есть суши. Будучи в Японии мы записались в специальную школу, прошли класс, получили официальные дипломы и с удовольствием съели свое собственное произведение кулинарного искусства.
Ну, а как же быть с золотом на Аляске. Не пойду же я спрашивать,
- Скажите пожалуйста, вы не подскажите, где мы можем научиться немного золота намыть?
Разглядывая всевозможные экскурсии, я обнаружил поездку на так называемый Dredge#8 — старый заброшенный золотой прииск. Информации об этом месте было очень немного, и я заказал билеты с надеждой, что это будет хоть немного интересно.
Мы уже были в самом центре Аляски, 600 км от побережья. С погодой нам очень повезло. Днем было почти по весеннему тепло и солнечно, а день на Аляске весной был почти круглые сутки.
Мы остановились в городе Феирбанкс.
Евтушенко когда-то, уже пол века назад, назвал его вечно спящим и пьяным городом.
“…по снежным улицам в унтах
гуляют скрипы,
в оленьей парке расписной,
с лицом подростка
спешит работать в бар ночной
стрип-эскимоска…”- писал поэт.
Мы не были здесь зимой, но я могу представить себе такую картину.
Хочу заметить однако, что слово «эскимос» на Аляске, да и вообще в Америке, слово плохое, нарицательное, и местных жителей так называть нельзя. Обидное это слово, придуманное пришельцами из далека, включая тех, кто был из России.
- А знаете, как они в обиду евреев обзывали? Нет? - Jewskimo, Джускимо…Эскимо…
- Не знали?
- И я когда-то не знал, думая что московские батончики «эскимо», самые вкусные на свете. Я ведь тогда других еще не пробовал…
Возможно и Евтушенко этого не знал, или если писал по-русски, то не считается.
Хотя поэту, нам написавшему поэму Бабий Яр, все прощается!
Смешно сказать, но мы наверное остановились в той же гостинице, где когда-то стоял поэт. Он, живя и работая в Тулсе, ездил по всей стране, выступая перед студентами, изучающими русскую литературу. Приезжал он и к нам в Сан Антонио, и мы бывали на его лекциях и даже встречались после…
Я невольно думал об этом, пока мы ждали экскурсионный автобус в фойе нашей гостиницы Westmark, самой большой и престижной в этом спящем городе. Возможно той самой, где стоял поэт.
И вот появился наш автобус. Мы зашли в него без особенного энтузиазма. У нас была такая замечательная поездка. Феирбанкс был последней остановкой. Мы увидели столько неповторимо интересного, северные моря, ледники, горы, и вдруг под конец попали в серый город, где видимо совсем ничего не происходит.
Мы отъехали километров 25 от города, автобус свернул к густой березовой роще и остановился. Экскурсовод объяснил, что помимо золотых приисков нам покажут знаменитый аляскинской нефтепровод.
- Посмотри, у нас экскурсия с довеском, - улыбнулась Лиля.
- …с довеском и березы кругом, совсем как на “великой родине”, наверное сейчас мы станем в очередь… и нам что-нибудь будут давать…- рассмеялся я.
Никакой очереди однако не случилось. Нас подвели к ветке трубопровода, уходящего далеко к лесу, и экскурсовод довольно правильно и интересно рассказал о том, как строился Аляскинский нефтепровод и как он работает. Такого рода нефтепроводы, это одна из моих многочисленных инженерных специализаций, и я сразу же увидел, что ветка нефтепровода, которую показывали нам, не работающая, и стоит она здесь в лесу просто так, как экспонат для туристов. Однако, экскурсовод был настолько эрудирован и профессионален, что мне и самому стало интересно. Лиля откровенно скучала, выискивая глазами хоть что-нибудь интересное, чтобы сфотографировать. Технические особенности нефтепровода ее мало интересовали.
После трубопровода, пройдя по лесной дороге, мы вышли к железнодорожной станции, около которой стоял старинный паровоз.
Наконец-то! И наши глаза загорелись интересом.
Я вообще очень не равнодушен к железной дороге еще с детства. С ней всегда было связано любое путешествие, а путешествовать я очень люблю. За годы жизни в Америке моя любовь к железной дороге поостыла. Мы живем там, где железная дорога не представляет из себя ничего, кроме ненависной траты времени в машине, сидя у закрытого шлагбаума в ожидании проезда того бесконечно длинного товарняка, которые постоянно колесят по всей нашей стране . А вот на Аляске пассажирская железная дорога жива и популярна. За несколько недель нашего здесь пребывания мы ездили на многих поездах.
И вот перед нами настоящая пассажирская узкоколейка с самым настоящим паровозиком. Паровозик однако ехал на природном газе, ввиду охраны окружающей среды, и аккуратно уложенные березовые дрова лежали лишь для декорации, но зато гудел он по настоящему, и это было здорово.
Перед отправлением кондуктор обошел вагоны и раздал желающим газеты напечатанные в стиле 20х годов прошлого века. Я с интересом развернул перед собой газету, пестрящую старинными рекламами мыла, бриолина для волос и всегда присутствующей кока-колы, поймав себя на мысли, что уже много лет, ничего не читал с бумажного газетного листа.
В каждом вагоне под потолком висел весьма современный телевизионный экран и нам, пока мы ехали, синхронно показали документальный фильм про времена золотой лихорадки и про человека, благодаря которому она началась.
Звали того человека Феликс Педро. Он работал далеко в тайге, помогая инженеру-геологу, изучающему структуру русла рек. И вот однажды они заблудились, свернув в неуказанное на карте ответвление реки. Их корабль сел на мель, и они продолжили путь пешком. Это и было, когда Феликс набрел на огромную золотую жилу. Приближалась зима, и старателям пришлось уйти на юг. Следующей весной Феликс вернулся, но найти место золотой жилы так и не смог. И индейская деревня рядом была, и большая береза на вершине холма, и похожий изгиб реки, а золотой жилы больше не было. Он возвращался в эти края четыре года подряд пока наконец не нашел где-то немного золота. Слух о его находке долетел до большой земли, и тысячи проспекторов и старателей ринулись в эти края в поисках удачи.
Началась золотая лихорадка, еще большая по масштабу, чем в Клондайке или в Скагвэйе. Как и везде на Аляске никто из проспекторов не разбогател, а нажили огромные состояния лишь те, кто их обслуживал. Феликс однако стал человеком известным и состоятельным. Благодаря его стараниям лагерь проспекторов вырос в город, который назвали Феирбанкс, и к 1908 году это был самый большой город Аляски.
Уже вернувшись домой я прочитал книжку о жизни Феликса Педро, судьба которого меня заинтересовала. Оказалось, что он вовсе и не Феликс, и не Педро. Наш герой Аляски оказался эмигрантом из Италии, страны которую он покинул в поисках счастья и удачи после смерти отца большой многодетной семьи, частью которой он был. Эмиграция привела его в Нью Йорк, где он поселился на юго-востоке Манхеттена, где селились бок о бок итальянцы, евреи и испанцы, мечтающие об улицах мощенных золотом, которого на самом деле не было нигде.
По началу Феликса звали Фелисе Педрони, но он для удобства общения изменил имя на испанский манер и переехал сначала в штат Огхайо на среднем западе, а потом в штат Вашингтон на тихоокеанском побережье. В последствии он устроился помощником геологов, и это как он попал на Аляску, где наконец нашел свое золото.
После того, как судьба улыбнулась нашему герою, он встретил ирландскую эмигрантку Марию Елену Доран и влюбился в ее огненно рыжие волосы. Вскоре Мария стала его женой и моментально растратила все его состояние, после чего Феликс умер якобы от разрыва сердца. Его друзья однако, ссылаясь на крепкое здоровье Феликса, подозревали нечто неладное и за глаза винили молодую вдову в смерти мужа.
Через много лет лучший друг и партнер Феликса в бизнесе Винченцо Гамбиани, будучи на смертном одре, указал на старую фотографию Феликса и Марии и не в состоянии говорить, написал только два слова moglie-veleno («жена-яд»).
А уже в наши дни останки Феликса выбрали из могилы и отправили на экспертизу, которая подтвердила, что Фелисе Педрони умер от отравления. Правда восторжествовала, но судить уже было некого. Это ли не сценарий для захватывающего кинофильма!
Но давайте вернёмся к нашему поезду.
Мы ехали внимательно, рассматривая лес вокруг нас. Березы стояли пьяными, как бы застыв в самых невероятных позах раскачивания. Такой лес Аляскинцы называют пьяным. Дело в том, что лето здесь очень короткое, и деревья остаются тонкоствольными на всю жизнь, не успевая растолстеть, склоняясь от ветра в болотистой почве, и остаются такими навсегда.
Наш поезд то и дело останавливался около заржавелых старинных механизмов, предназначенных для добычи золота. Кондукторы спрыгивали с подножки поезда и показывали нам, как это все работало когда-то. Сначала нам показывали элементарно простые устройства и инструменты. Потом установки стали более сложными и вскоре, за поворотом железной дороги показалось старое здание, окруженное металическими конструкциями исходящими из него во все стороны. Серое трехэтажное здание стояло на воде, в которой отражалась красная ржавчина металических конструкций, утопающая в прозрачной голубизне Аляскинского неба. Это было по настоящему величественное зрелище.
Все это сооружение моментально напомнило мне “the transformer”, любимую детскую игрушку 90х. Она состояла из деталей, которые можно было соединять по разному, создавая всевозможные фигуры сказочных героев. Наш сын просиживал с той игрушкой часами, придумывая все новые и новые конфигурации.
Мой восторг быстро сменился на любопытное удивление.
- Как же эта штука работала?
При всей моей обычной находчивости, я не мог соединить все увиденное в один механизм.
Поезд объехал все это сооружение и остановился у станции Fox, Alaska.
Признаюсь, только проведя продолжительное время внутри здания и соединив все увиденное с рассказом экскурсовода и кураторов этого механического чуда, я наконец понял, как это все работало.
Уже по возвращению домой, читая все больше и больше о истории Аляски того времени, к моему удивлению я обнаружил, что это инженерное чудо оказалось творением талантливого инженера Давидсона, родители которого эмигрировали в Америку, спасаясь от Одесского погрома 1821 года. Того самого, про который нам известно довольно мало, потому что он не был ни русским, не украинским. То были греки, громящие дома евреев и вешая на столбах бородатых старцев… Это и было, когда первые российские эмигранты потянулись в далекую Америку.
Примерно в тоже время другая еврейская семья по фамилии Бейлис уехала из Либавы (Лиепаи). Это случилось после Вагнеровского погрома в Риге и волны антисемитизма в Латвии, начатой знаменитым композитором. Сначала уехали два брата Сэм и Айк. Они сначала перебрались в Литву, и только потом, через океан, в Америку. Братья Бейлисы поселили своих родителей в Нью Йорке, а сами во время золотой лихорадки переехали на Аляску. Там они организовали сеть магазинов одежды Йоффе и Бэйлис. Изадор(Айк) Бэйлис был одним из организаторов еврейских общин Анкориджа и Феербанкса, а его старший брат Сэм сделал тоже самое в городе Ном. А ведь это и были три самые крупные города Аляски в то время. Айк купил на свои деньги в Нью Йорке три свитка Торы и наборы молитвенных книг. Он привез их на Аляску. Таким образом там, в трех самых крупных городах появились три синагоги. Евреи Аляски в шутку называли себя Frozen-Chosen (Замороженно-Избранные). Это было как бы в отместку злым антисемитским прозвищам вроде как Джускимос.
К 1910му году все золотые лихорадки Аляски как бы истощили себя. Старатели поняли, что их труд, также как и их жизнь того не стоят и стали возвращаться назад, кто с небольшим капиталом, а кто и с пустыми карманами.
Это было в то время, когда инженер Давидсон начал строительство своей первой золотоносной установки неподалеку от города Ном, где жил Сэм Бэйлис. Вскоре новый способ добычи золота оправдал себя и несколько небольших дреджей появились на полуострове Кенаи, где золотые прииски были найдены еще российскими поселенцами.
Однажды Сэм рассказал своему младшему брату Айку о проектах Давидсона, и Айк при содействии двух других инженеров пригласили изобретателя в Феербанкс, пообещав полную финансовую поддержку. Давидсон согласился.
Так, неподалеку от города Фокс, что в 30 километрах от Феербанкса, выросла устоновка Дредж под номером 8, самая большая на всей территории Аляски.
Джеймс (Яков) Давидсон начал свой ново-задуманный проект со строительства 150ти километрового канала, доставляющего необходимую воду для проекта. 150 километров, это огромное расстояние, особенно учитывая то, что канал строили в ручную. Сегодня этот канал носит имя Давидсона.
И так, сначала под руководством Давидсона был построен 150 километровый канал, соединивший воды двух ледниковых рек Тананы и Чатаники. Этот канал был построен по принципу римских аквадаков. Частично это был водный канал, частично на переходах через низины и овраги, канал превращался в железную трубу огромного диаметра. Уровень канала был проложен так, что его течение обеспечивало работу генератора, установленного на плоту. Генератор приводил в движение цепочную землечерпалку длиной в 20 метров. Землечерпалка рыла породу перпендикулярно каналу, как бы врезаясь в его берег на 10ти метровую глубину, создавая новую ветку канала. Земная порода подавалась наверх в огромные, вращающиеся сита-барабаны, постоянно промывающиеся водой. Золото — тяжелее грунта, и оно проваливалось через решетку в коллекторы, а отработанный грунт выбрасывался на противоположную сторону этого плавучего завода-острова. Выброшенную землю выравнивали, и через год она зарастала березовым лесом. Вот такой был организован зеленый круговорот природы, и это все было 100 лет тому назад! Представьте себе, за годы работы этот механический гигант переработал тонны грунта продвинувшись на 7.5 километров и при этом не оставив на поверхности воды ни одного бензинового развода.
На фотографиях, которые я поместил в Фейсбуке, у меня есть две схемы, обьясняющие работу этого механизма, но мне хочется самому пояснить его работу в нескольких словах.
Промывать золото в ручную весьма не легко. Это продолжительный и нудный процесс, и результат всегда весьма мизерный.
Давидсон построил несколько механических линий добычи золота с 1885 по 1925 года. Нигде в мире в те годы не было ничего подобного.
Английская компания ЛенЗолото( по имени реки Лены), старалась организовать нечто похожее в Сибири, еще до революции, но там начались забастовки рабочих трагически завершившиеся Ленским расстрелом. Эта компания продолжила работу и при советской власти, но вскоре была заменена лагерным трудом.
Дредж номер 8 построенный в городе Фокс работал, производя по 500 тысяч унций чистого золота ежегодно. Тогда однако золотая унция стоила всего $20.00
Сегодня одна унция (золотые унции называют тройскими и они весят 31г) золота стоит $1,860.00
Вы можете и сами докончить эту арифметику.
Вскоре после успешного начала работы своего детища Давидсон умер. Ему было на тот момент 75 лет. Установка работала очень успешно с 1925 по 40й год, причем работало на ней всего 7 человек!
У каждого был свой определенный режим и объем работы, своя специализация. Работали они по 12 часов в день, 8 месяцев в году, покидая место работы лишь на 4 самых суровых зимних месяца. Вся установка сама снабжала себя энергией, не употребляя никакого топлива из вне. В 40м году Американский конгресс постановил прекратить работу всех золотых приисков на время войны. После победы над Германией и Японией вся эта установка под названием “Дредж номер 8” заработала снова и работала весьма успешно до конца 50х годов.
- Почему же Дредж прекратил свою работу, - спросите вы.
- Ведь золота в земле в этих местах также много, как и раньше. Воды в канале Давидсона предостаточно и все механизмы установки работали безупречно, принадлежащем обслуживании. Почему же?
Все случилось вот почему. Дредж номер 8, так же как остальные его 7 “меньших братьев”, работающих в других местах Аляски, были предприятиями частными и у них был всего один потребитель — правительство США. Оно контролировало цену, собранного золота.
Цена обслуживания, производство запчастей и сам труд рабочих, несмотря на то, что их было всего 7 человек, дорожали из года в год. А государство не желало платить за добытое золото больше запланированного. В придачу, в Америке изменилась культура труда, техники безопасности и охраны окружающей среды. Новые законы требовали множество перестроек, и золото-добыча не смогла больше существовать по старому. К тому же в штате Невада обнаружили огромный золотоносный слой, где золото можно было добывать проще и круглый год.
Брошенной простояла эта установка два десятилетия, пока пара Аляскинских пенсионеров не купила всю эту территорию с идеей устроить здесь исторический туристский парк.
На восстановление ушло более десяти лет, и парк дважды менял хозяев. Сегодня семья Бинкли управляет парком и делает это бесподобно. Бинкли — старожилы этих мест и весьма вовлечены в политическую и общественную жизнь страны. Им принадлежат практически все самые крупные туристические парки штата.
Сегодня на Дредже можно встретить весьма живописного бородатого старика, работающего на пару со своим, еще более характерно выглядящим сыном. Этот старик, будучи молодым человеком работал на Дредже в 50х годах.
Мы встретились с отцом и сыном, и мне удалось задать им несколько технических вопросов, на которые я получил более чем исчерпывающую информацию. Вы увидите их обоих на моих фотографиях и узнаете сразу же.
И конечно же, я попробовал намыть немного золота. Ну как же было упустить такую возможность!
Для этого мне дали мешочек с грунтом и плоскодонный тазик. Мешочки с грунтом работники наполняют по старинке, вручную, из земляной кучи на берегу канала. Мне объяснили процесс промывки и показали, как это делается. Выглядело все очень просто, но это оказалось довольно сложным делом. Моя первая порция грунта почти полностью смылась, и я упустил в воду все золото, которое там было, даже не заметив его. Со вторым мешочком грунта я достиг небывалого успеха, вымыв четыре золотые крупинки. У меня на это ушло по крайней мере минут 10.
По интересному совпадению мои золотые крупинки прилипли ко дну тазика так, что добавь им еще две, и они напомнят расположение звёзд в большой медведице. А ведь флаг штата Аляска и состоит из золотых звезд большой медведицы и полярной звезды на синем фоне. Это ли не замечательное совпадение!
Пока я возился с моим тазиком, соображая, как все это сделать продуктивнее, женщина в белой шапке, сидящая позади меня, каждые пару минут визжала от восторга, по всей видимости вымывая все больше и больше золота. Я не знаю, если то была удача или сноровка, но у меня по всей видимости отсутствовали эти обе составляющие.
Мне предложили попробовать третий мешочек грунта, но я заметил, что в кафе принесли свеже-выпеченное печенье, ароматное какао и что-то еще вкусное, и мне захотелось сладостей намного больше, чем золота.
Аккуратно сложив мои четыре золотые крупинки в одну, специально предоставленную баночку, и несколько очень красивых кристалликов попавшихся мне, не золото, но уж очень красивых, мы поспешили в кафе. Печенья были действительно вкусные, трех разных сортов и к тому же огромные, с тарелку диаметром. Чтобы определить, какое мне нравиться больше, я взял попробовать и съел все три. Откровенно говоря, мне этого хватило надолго, до ужина.
Многие туристы взвешивали намытое золото на электронных весах и либо продавали его, меняя на доллары, либо получали сертификат того, что это настоящее золото. По радио объявляли чемпионов, тех кто намыл больше всех. Визжащая от восторга женщина в белой шапочке намыла золота больше, чем $100.00. Как ей это удалось, я не знаю. Мне показалось, что Лиля посмотрела на меня с тенью разочарования, и я сказал, что эта женщина наверное с собой принесла, и что я в следующий раз намою лучше.
После кафе все туристы устремились в магазины за сувенирами. Лучше всего продавались майки с надписью, “Я - сердечко - Аляску” или, “Мои родители поехали на круиз, а мне привезли вот это”. Я же устремился обратно на Дредж.
С восторгом я бродил в полумраке этого навсегда заснувшего, механического чудовища, представляя себе шум и скрежет, стоящий во время его работы. Мне было интересно представить себе, как это все было. Около пульта управления я снова встретил бородатого куратора-сына, и он терпеливо ответил на все мои вопросы. А я подумал, что таких любознательных, как я мимо него проходят сотни в день и удивился его сдержанности и доброму спокойствию. Я бы говорил с ним и дольше, но прогудел паровозный гудок. Это был сигнал к отъезду. Я быстро нашел Лилю, фотографирующую водное отражение, разложенных возле канала старых механизмов, и мы поспешили к поезду.
Наша поездка на золотые прииски оказалась более, чем интересной. Это было во много раз интереснее того, что мы ожидали, хотя по-честному мы и не знали, что ожидать.
По дороге домой я подумал, что Дредж по-русски это — драга. Я, конечно же, знал это слово. Я слышал его в рассказах о лагерной жизни от друзей моего отца и деда, и читал в когда-то запрещенном самиздате. Но то была уже совсем другая история.
Dallas 2023
AlexM©️
Kommentare